Дорогая мамуля - Страница 23

– Черт, жаль, что я этого не видела. Интересно, во сколько она меня оценила.

– А это важно?

– Мне хотелось бы знать.

– Два миллиона. Жалкая сумма с учетом всех обстоятельств, но ведь она нас совсем не знает, не так ли? – Глаза Рорка, эти глаза, пронзительно синие и пронизывающие ее насквозь, не отрывались от лица Евы. – Она же не понимает, что мы не дали бы ей ни панта. Она не понимает, что ты для меня не имеешь цены. Это всего лишь деньги, Ева. То, что у нас есть, не имеет цены.

Тут она подошла, села к нему на колени и обхватила его за плечи.

– Ну вот, – прошептал он. – Ну вот мы и приехали.

Ева спрятала лицо у него на груди.

– А что такое пант?

– Что? А-а… – Рорк засмеялся. – Это старинное слово. Ирландский фунт.

– А как сказать по-гэльски «прости меня»?

– Та bгоп orm, – сказал Рорк. – И ты меня прости, – добавил он, когда она повторила за ним эти слова.

– Рорк, она еще в Нью-Йорке? – Увидев, что он не отвечает, Ева откинулась назад и встретилась с ним глазами. – Ты ведь знаешь, где она. Ты всегда такие вещи знаешь. Я все равно уже чувствую себя дурой. Не заставляй меня сверх того чувствовать себя еще и ни на что не годной.

– На то время, когда я уходил с работы, она еще не выписалась из гостиницы, равно как и ее сын, и его жена.

– Ну ладно, тогда завтра… Нет, завтра же эта штука. Я не забываю об этой штуке, и я сделаю все… ну, в общем, все, что полагается.

А все, что полагалось сделать для подготовки к большому приему гостей, будет ей наказанием за глупость и стервозность.

– Кто-нибудь должен мне объяснить, что именно я должна делать для завтрашнего вечера. – Ева обхватила его лицо ладонями и торопливо зашептала: – Только пусть это будет не Соммерсет.

– Тебе ничего не придется делать, а «эта штука» называется приемом гостей.

– Как это «ничего не придется делать»? Очень много надо делать. Надо что-то координировать, одобрять или отвергать какие-то варианты. Надо разговаривать с поставщиком провизии и прочее в том же роде.

– С поставщиком тебе не надо разговаривать, но, если тебе от этого станет лучше, можешь проследить за украшением бального зала.

– Мне понадобится список?

– Несколько. Это поможет тебе избыть чувство вины?

– Ну, это хоть кое-что для начала. В воскресенье, если Ломбард еще не уедет, я нанесу ей визит.

– Зачем? – Рорк обхватил ее лицо ладонями. – Зачем проходить через это, зачем давать ей возможность снова сделать тебе больно?

– Я должна показать ей, что у нее нет такой возможности. Я должна сделать это! Речь идет… – и учти, мне и без того стыдно, потому что, если ты это повторишь, мне придется сделать тебе больно, – речь идет о самоуважении. Терпеть не могу чувствовать себя трусихой, а в этом деле я спрятала голову в песок.

– Это называется «вести себя, как страус».

– Как скажешь. Я не хочу быть страусом. Поэтому мы сделаем то, что запланировали на завтра, а в воскресенье, если она еще будет здесь, я с ней разберусь.

– Мы с ней разберемся.

Ева помедлила, но затем кивнула.

– Ладно, договорились. Мы с ней разберемся. – Она прижалась щекой к его щеке. – Ты весь потный.

– Я конструктивно использовал свою злость в отличие от некоторых, предпочитающих пинать свой письменный стол.

– Замолчи, а не то я решу, что не настолько я виновата, чтобы потереть тебе спинку в душе.

– Мои губы на замке, – прошептал Рорк и прижался губами к ее щеке.

– Подожди… – Ева схватила край его футболки и сдернула ее через голову Рорка. – Сейчас я займусь тобой…

– Кто я такой, чтобы указывать тебе, как искупать свое чувство вины? Оно очень велико?

Ева прикусила его плечо.

– А вот сейчас узнаешь.

С этими словами она столкнула Рорка со скамьи на кожаный мат и сама упала рядом с ним.

– Ой! – вскричал Рорк. – Я вижу, чувство вины не выявляет более мягкую сторону твоей натуры.

– Я тебе скажу, что оно выявляет. Чувство вины заставляет меня нервничать. – Ева оседлала Рорка и уперлась ладонями ему в грудь. – Оно делает меня стервозной. И поскольку свой стол я уже попинала…

Она наклонилась ниже, ее груди коснулись его влажной от пота груди, ногти слегка царапали его кожу по пути к резинке его боксерских трусов. Ухватившись за резинку, она сдернула трусы и освободила его.

– Теперь буду истязать тебя!

– Ну что ж… – Рорк вцепился пальцами в мат. – Ладно, валяй.

Его разум отключился, взгляд затуманился. Ева пустила в ход зубы – да, это действительно было немилосердно с ее стороны, – и это заставило его затаить дыхание. Мускулы, которые он так яростно накачивал, чтобы избыть свою злость, казалось, лишились силы. Но за минуту до того, как его мир взорвался, она отпустила его и языком проложила себе дорожку вверх по его животу.

Он хотел перевернуть ее, но Ева сама сдвинулась и, действуя ногами, как ножницами, снова прижала его к мату. Ее глаза светились темным золотом и были полны торжества.

– Я уже чувствую себя лучше.

Рорк перевел дух.

– Я рад. Готов помочь, чем могу.

– Мне нужен твой рот.

Ева прижалась к нему губами, опять пустила в ход зубы и язык, и опять его кровь загудела, в ней как будто били сотни тамтамов.

– Люблю твой рот, – задыхаясь, сообщила Ева между поцелуями. – Хочу, чтобы он поработал надо мной.

Она стащила с себя рубашку. На этот раз, когда она коснулась его грудью, между ними не осталось преград из ткани.

Теперь она позволила Рорку опрокинуть себя на спину, выгнулась дугой ему навстречу, чтобы его голодный и страстный рот мог взять ее. Все ее мышцы стянуло тугим узлом от нетерпения и страсти, ее дыхание уже стало прерывистым и хриплым.